Я интересовался насекомыми, сколько помню себя. С раннего детства бегал с сачком, собирал насекомых, систематизировал и пополнял коллекцию.
Позже детское увлечение переросло в профессию.
К моменту окончания института, получив звание инженера лесного хозяйства, я продолжал собирать «жучков-паучков» уже для кандидатской диссертации. И тут – бац! Перестройка! Развал всего-и-вся и, главное – жрать стало решительно нечего.
А я, кроме как бабочек ловить, ничего не умею … И семья, ребенок … И все хотят кушать …
Что делать? Идти вагоны разгружать?
Я придумал способ лучше.
Отобрал бабочек побольше и поярче, мой друг Александр Куличенко изготовил рамки, мы поместили бабочек под стекло, и я отправился на Арбат.
Московская улица Арбат тогда уже стала пешеходной, «а ля Монмартр» — местом торговли картинами и другими предметами искусства. К предметам искусства я самонадеянно причислил и бабочек в рамках собственного изготовления.
На Арбате я нашел незанятый кусочек дощатого забора, вбил десяток гвоздей, развесил бабочек – и дело пошло! (Татьяна Хотенко, помнишь тот забор!). Ежедневно я возвращался домой с заработком, сильно превосходящим месячный оклад научного сотрудника.
Постепенно производство увеличивалось, требовались новые формы сбыта. Я стал выставлять бабочек в салонах, художественных галереях и просто магазинах сувениров. Давал объявления в газету «Из рук в руки».
Как-то мне позвонила женщина, представилась корреспондентом газеты «Куранты».
Кто помнит этот рупор гласности Московского правительства? Исключительно успешная газета была в начале 90-х. Практически в одном ряду с «Огоньком» и «Аргументами и Фактами». Корреспондент «Курантов» Ольга Журавлева предложила написать обо мне статью. Про то, как научный сотрудник выживает в трудное время, как можно зарабатывать деньги таким, казалось бы, несерьезным делом, как бабочки.
Мне идея понравилась. Про меня, как торговца бабочками, статей еще не было. Я согласился.
Примерно так она и написала. Статья с большой моей фотографией заняла всю последнюю страницу газеты.
Я был доволен. Без паблисити нет просперити! Эту фразу Ильи Ильфа я помнил с детства. После публикации такой статьи я справедливо ждал поток звонков от желающих купить бабочек.
Как говориться, feedback пришел быстро.
Мужской голос в телефонной трубке звучал уверенно.
— Это ты Илья Осипов? Ты бабочек подаешь?
— Да, конечно, с удовольствием, чего изволите …- я очень обрадовался покупателю.
— Ты, это …, минут через десять, спускайся во двор. И, это …, бабочку захвати.
Мне бы сообразить, что неспроста неизвестный покупатель ждал меня во дворе моего дома. Адреса домашнего я не публиковал нигде. И интернета с базами данных адресов и домашних телефонов тогда тоже не было … Не сообразил …
Во дворе около машины стояли двое.
— Василий, – представился маленький невзрачный мужичок.
— Петюня, – пробасил двухметровый амбал с густыми черными волосами, — садись в машину, посмотрим твоих бабочек.
Петюня распахнул дверцу, но первым в машину, почему-то шмыгнул Василий, за ним я, а Петюня, вместо того чтобы сесть на переднее сидение, втиснулся за мной. Впрочем, втиснулся – это неправильное слово. Машина эта была Lincoln Town Car и таких Петюнь туда поместилась бы еще парочка.
— Поехали – сказал Петюня водителю, и машина плавно выехала из двора.
— А куда мы едем? И зачем? – ко мне начало возвращаться сознание.
— Так, прокатимся, — Василий полез во внутренний карман, вытащил и развернул газету Куранты и показывая мне статью с моим фото, спросил – так это ты?
— Ну да – ответил я, поскольку отпираться было бессмысленно.
— Рассказывай, как ты такой крутой бизнес замутил. – Петюня засмеялся – мы то и не знали, что тут, на нашей территории, такие люди живут.
— Какой бизнес? — искренне не понял я.
— А вот, — Василий потряс газетой, — смотри, это же ты говорил: «Цена бабочки может достигать 1000 долларов» и вот тут: «Осипов продает по 100 бабочек в месяц». Мы что считать не умеем? 100 бабочек по 1000 долларов это СТО ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ получается.
— Так это корреспондентка написала. Вы что, ребята, какие сто тысяч? Вы на меня посмотрите. Если бы я столько зарабатывал, я что, в пятиэтажке жил бы? Из квартиры бабочками торговал, а не в офисе? И к вам бы без охраны вышел? Сами то прикиньте! – начал защищаться я, поняв, что следующим номером программы может быть горячий утюг на моем животе.
— Ну да, — процедил Петюня, еще раз оглядев меня критически, если не сказать, брезгливо, — Работаешь где? Или только бабочками пробавляешься.
— Работаю. Научный сотрудник, биолог, книжки пишу. – я уже понял, что для спасения мне нужно изобразить дохлого червя. Тогда есть шанс, что тебя не клюнут.
— Ботаник что ли? – Василий поморщился, — а машина у тебя какая?
— Нет у меня машины. Коплю пока.
— А бабочками зачем торгуешь?
— Так жить то надо. Зарплату задерживают. Выплачивают нерегулярно, и на сто двадцать рублей не очень-то получается прожить, сами знаете.
— Не знаем, — отрезал Петюня, — и дай Бог не узнаем никогда, – упомянув Бога Петюня перекрестился. В разрезе его рубашки я давно приметил массивный золотой крест на толстой цепи, тоже, естественно, золотой.
Сделав круг по району машина подъехала к моему дому.
— Иди, торгуй своими бабочками, ботаник. — Василий вышел из машины, чтобы выпустить меня.
— Значит, бабочку покупать не будете? – Повеселев, попробовал пошутить я.
— Ты все-таки мудак. Удачи. – Пошутил в ответ Василий.
Петюню, которого трудно было с кем-то спутать из-за габаритов и копны черных волос я увидел по телевизору через несколько лет.
— Очередная кровавая разборка в Реутове, в городе объявлен план «Перехват», – бубнил диктор.
Петюня лежал на асфальте, лицом вверх в прострелянной рубашке, как пишут в милицейских протоколах, без признаков жизни.
Василия я больше никогда не видел, хотя, по логике повествования, он должен сейчас быть депутатом Госдумы, никак не меньше. Но, врать не буду, не знаю.
Газета «Куранты» просуществовала до 1998 года.
Бабочками я занимаюсь до сих пор.