Страна с воодушевлением отметила день чекиста? Вы заметили ощущение праздника?
Судя по новостной ленте — праздник у них был! По иному и быть не могло.
А вы сталкивались с чекистами? В смысле — сотрудниками ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД-КГБ-ФСБ? Наверяка, приходилось, учитывая их концентрацию в стране.
Мне тоже приходилось. Вот вам маленькая зарисовка про КГБ и шпионов.
Это интересная история. История моего личного соприкосновения со спрутом по имени КГБ.
Про то, что слова ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД-КГБ всегда были негативно окрашены для меня, надеюсь рассказывать не надо. Не сложилось у моей семьи взаимопонимания с советской властью вообще и с этой организацией в частности, что тут поделать.
С детства при слове КГБ мне мерещилось что-то жестокое, нечистое и противное. Всегда старался избегать соприкосновения с этой организацией, но не всегда удавалось.
Кажется, это было классе в 9-ом. Одноклассник Паша сообщил, что собрался поступать в Историко-архивный институт.
— Почему Историко-архивный институт? Ты же историю терпеть не можешь, тройка в четверти – пытался я докопаться до истины.
— А мне сказали, что после Историко-архивного можно устроиться работать в КГБ, -ответил Павел.
— Кто тебе это сказал? А что, хорошо идти работать в КГБ? – с показным удивлением продолжал я свои расспросы.
— Ты что, дурак? Во-первых, зарплата рублей 200 сразу, но главное — КГБ это как орден иезуитов. Можно делать что хочешь. И ничего тебе за это не будет. Вон, дядька мой в КГБ работает, так я недавно с ним на машине ехал, дядя выпивши был. Нас гаишник остановил, дядька ему корочку показал и дальше поехали. Во как! – хвастался Павел.
— А что такое корочка? – я попробовал изобразить идиота, поскольку мне все было уже ясно, а продолжать разговор не хотелось.
— Ты точно дурак! -резюмировал Павел, и разговор был закончен.
Одноклассника Пашу после окончания школы больше не видел. По слухам, он осуществил свою мечту, окончил ВУЗ, устроился работать в КГБ, там подоспела перестройка, он быстро переметнулся в бизнес по комсомольской путевке. Перешел кому-то дорогу в конце 90-х. Его давно уже нет в живых.
Я окончил школу, потом институт. В 1985-ом поступил работать в биосферный заповедник. КГБ где-то продолжал существовать, никак не проявляя себя в моей жизни.
Где-то через полгода после начала работы в заповеднике меня позвала наш зам директора по научной работе, Лидия Васильевна Заблоцкая:
— Илья Николаевич, сегодня вам придется задержаться после работы, с вами хотел встретиться Михаил Евгеньевич.
— А это кто такой? И зачем ему со мной встречаться? – изумился я. На после работы у меня были иные планы.
— Михаил Евгеньевич Кириллин– майор КГБ, куратор нашей организации.
— Я что-нибудь натворил? – спросил я, мучительно пытаясь понять, как мой разговор с лесником Поляковым мог так быстро стать известен в КГБ. Поляков был секретарем парторганизации и недавно пристал ко мне с вопросом, не собираюсь ли я вступать в партию. Будучи молодым и глупым, я кратко и энергично выразил Полякову свое мнение по этому вопросу. Поляков тоже выругался, но уже в адрес политики гласности, про то, что «много себе позволяешь», и вопрос моего приема в КПСС отпал сам собой.
— Дело в том, — успокоила меня Лидия Васильевна, — что наш заповедник посещают иностранцы. Мы находимся в свободной зоне доступа для них. Иностранцы приезжают на экскурсии в составе организованных групп, а могут приехать и сами на машине. Провести экскурсию для иностранца простой экскурсовод не имеет права. Это может быть только научный сотрудник, человек с высшим образованием, и обязательно прошедший инструктаж от Комитета. Так что, будьте любезны задержаться. Михаил Евгеньевич будет в конторе после пяти.
И действительно, ровно в пять к конторе подъехала черная волга, аккуратный человек в сером костюме прошел к директору, пробыл у него пару минут, потом позвали меня. Директор, представив меня как «это тот самый Осипов», покинул кабинет.
Михаил Евгеньевич оказался вежливым человеком лет сорока.
Инструктаж был на удивление прост и, действительно, касался особенностей проведения экскурсий по заповеднику.
Вот краткие правила:
— Проводить экскурсии для иностранцев только вдвоем с кем-нибудь. Оставаться наедине с иностранцем запрещается. Лучше общаться через переводчика. Переводчики при иностранцах «наши люди», в обиду не дадут.
— Особое внимание к приехавшим «дикарями», без сопровождающих.
— Не отпускать иностранца с маршрута, если такое случилось – внимательно осмотреть все пни, стволы деревьев, куда можно что-либо спрятать.
— Шпионы давно используют заповедник как место передачи информации в виде тайников с шифровками, вот только поймать за руку никого пока не удалось. Вы должны нам в этом помочь.
— Обо всем подозрительном немедленно докладывать в районный отдел КГБ.
Это основные тезисы нашей беседы. Но главная мысль, которую пытался внушить мне майор Кириллин, это то, что каждый иностранец — либо кадровый сотрудник зарубежных спецслужб, либо используется западными разведками для шпионских целей. Все их визиты в заповедник – прикрытие, интерес к природе – поддельный.
Несколько ошарашенный полученной информацией, я на следующий день поделился услышанным с другими научными сотрудниками. От коллег, давно работавших в заповеднике, я узнал, что шпионов пока они не видели, что иностранцы в большинстве своем симпатичные люди, искренне интересующиеся нашими растениями и животными. А майор Кириллин, так это «работа у него такая».
Все встало на свои места. Иностранцы приезжали. По лесу гуляли. Если с тропы и сходили, то только попИсать. Нарушая инструкцию, я не следил как они пИсали.
Прошел год.
Большой конгресс по биоразнообразию приехал на трех автобусах. Провели как положено: питомник зубров, экскурсия по лесу с показом пробной площади и рассказ о мониторинге природных сообществ.
На следующий день, ближе к концу, прибежала секретарь директора.
— Илья Николаевич, иди скорее, там кегебешник приехал, тебя спрашивает. Злой.
Пошел. Точнее поспешил. Майор Кириллин нервно прохаживался перед конторой заповедника.
— Здравствуйте Илья Николаевич, — приветствовал меня Михаил Евгеньевич, – давайте сразу к делу. Экскурсию вчера водили?
— Водил.
— О чем рассказывали? Вопросы были?
— Рассказывали обычный текст. Вопросы были. Про змей один американец спросил. Много ли ядовитых?
— Что необычного было? Подозрительного?
— Да ничего вроде….
— Хорошо, – тут майор перешел к тому, за чем приехал, – а почему вы с немецким профессором Шульцем после экскурсии перед посадкой в автобус ушли в лес, и вас не было 15 минут? Что вы делали? О чем говорили? Вербовать вас немец не пытался?
— Ну… это…,- я мучительно вспоминал кто из экскурсантов этот Шульц, – ах, да! Был там один. Крышку от фотоаппарата потерял на тропе. Пришлось вернуться с ним. Только не 15 минут это заняло, а минут 5, не больше. А что такое?
— Нельзя оставаться с иностранным гражданином наедине! Нельзя!
— Ну так нас там трое было на весь автобус: переводчица, шофер автобуса и я. Как нам нужно было поступить? Если бы переводчица пошла с нами, то наедине с иностранцами остался бы шофер автобуса, а их много было. Вот переводчица и осталась с ними, а я с Шульцем — крышку искать.
— Ну да, – Кириллин призадумался, – все равно вы инструкцию нарушили. Ну ладно. О чем говорили?
— Как о чем? Крышку от объектива искали! Он просил помочь.
— Нашли?
— Нашли.
— Что-нибудь спрашивал?
— Спросил, чем я занимаюсь, нравится ли работа в заповеднике. Визитку дал.
— Вы свою визитку тоже дали?
— Дал.
— О любых контактах с этим Шульцем нужно будет мне немедленно сообщить. Письмо напишет, или пришлет чего – сразу мне звоните, – Кирилин помолчал и прибавил, – мы за ним давно наблюдаем.
Ага, подумал я, здорово вы за ним наблюдаете, если узнали про поиск крышки от объектива в тот же день и на следующий примчались сюда. И переводчицы у вас классные, быстро работают, отчеты пишут в тот же день. Вслух я этого, конечно же, не сказал.
Я так и не узнал, и, наверное, никогда не узнаю, чем прогневал профессор из Германии отечественное КГБ. Да и профессор ли это был?
Года два я Кириллина не видел.
В августе, кажется 1988 года, столкнулся с ним в заповедном лесу. Майор шел по тропинке с женой и двумя детишками. Он узнал меня. Даже имя и отчество помнил.
— А мы заехали, по старой памяти, по лесу прогуляться напоследок, – в голосе Кириллина слышалась грусть.
— А почему напоследок?
— В Москву переводят.
— Прямо в саму Москву? На Лубянку?
— Туда.
— Ну, удачи майор. Кто же нас теперь курировать будет? С кем шпионов ловить будем? – попробовал пошутить я.
— Уже не майор, подполковник, – поправил Кириллин, — а шпионов больше не ловим. Перестройка. Забудьте все это.
— Попробую, — пообещал я, но обещание свое, как видим, не сдержал.
Да и забыть совсем про Кириллина не удалось.
Меньше, чем через год я увидел его на экране телевизора. Теперь уже полковник, зам. начальника Группы реабилитации ФСБ рассказывал корреспонденту о важности открытия архивов, поиске захоронений в окрестностях Бутово, о массовых репрессиях и прочих интересных вещах.
Написав эти короткие воспоминалки, я подумал, а что с этим Кириллиным сейчас. Растит огурцы на даче под Серпуховом или стрижет газон в Оклахоме?
Погуглил. Интернет такая штука, что даже про кадрового офицера КГБ-ФСБ можно найти информацию. В этот раз нашлось немного, но интересно. Михаил Евгеньевич в начале девяностых плодотворно поработал на раскрытии массовых захоронений в Бутово и Коммунарке. Встречался с оставшимися в живых палачами, так называемыми — исполнителями. При его помощи много написано и опубликовано об этих фабриках смерти. http://magazines.russ.ru/continent/2005/123/li2.html По материалам работы группы был издан сборник «Бутовский полигон» М., 2001. Потом Кириллин перешел на работу в Центр общественных связей ФСБ, где трудился еще несколько лет. Вышел в отставку. Сейчас его уже нет в живых.
Я проработал в заповеднике до 2012 года. Шпионов больше не ловили. Или шпионы обходили нас стороной, или Серпуховской ФСБ притупил бдительность, сосредоточившись на зарабатывании денег.
Сотрудники служб безопасности больше со мной не контактировали, чему я безусловно рад.